Религия Вуду в Бенине

Религия Вуду возникла при смешивании народных верований и католических обрядов. Перевести "Вуду" можно как "божество" с одного из древних языков Бенина, а точнее племени Фон. В городе Вида (Уида), центре жизни духов - лоа, которые могут быть как хорошими, так и плохими, они формируют всю сущность и предметы, служащие человеку, продлевают и выражают его, а также от них зависит здоровье и благосостояние людей. Духи, товарищи очень активные в мире, и часто овладевают верующими в течение всего ритуала. Напрямую общаться с лоа могут только белые и чёрные колдуны - унганы (хунганы) и мамбо, но об этот чуть позже. Итак, вновь сформированная религия была запрещена властями, но поскольку Дагомея занималась исключительно захватническими войнами и работорговлей, Вуду стала быстро распространяться по островам Карибского бассейна, Ямайке, Кубе и наиболее прижилась на Гаити, но это не значит, что религия не имела распространения на материке. Поговаривают, что у Вуду около 50 миллионов последователей. В 1860 году Ватикан, скрипя сердцем, признал, что вудуизм является одной из разновидностей католицизма, но по многим источникам видно, что эта религия образовалась намного раньше самого христианства, так что неизвестно, что, кто и у кого позаимствовал. Самое интересное, что после многих лет гонения религия стала вполне официальной, и праздник Вуду проводится в Бенине каждый год. Духов больше чем людей на свете, но у каждого лоа есть своё предназначение и знак, по которому его можно отличить от других. Существуют, например, духи-вестники, которые как гонцы помогают общению между одним миром и другим. Так лоа Легба общаются со жрецами, которые через танцы и песнопения верующих доносят их просьбы к высшим силам. У лоа, как и у людей, существует и тёмная сторона, и светлая, первая выражается в том, что чёрные колдуны, называемые бокорами, способны наслать порчу, а, воткнув в восковую куклу противника иголки, так и вообще полностью подчинить его волю себе и превратить человека в зомби. Белые унганы гораздо более миролюбивы, они способствуют росту урожая, договариваются с лоа о нужном на данный момент дожде и всячески способствуют повышению моральных и материальных благ верующих. Итак, пришло время, и мы отправились на окраину города, к тому месту, где должен был происходить ритуал. Надо сказать, что обряд привлекает не только верующих, но и просто любопытных, которые исповедуют другие религии, например мусульман, коих в Бенине большинство. Неожиданно толпа расступилась, и перед мной возник крепкий старикан с седыми завитками волос на голове в национальной разноцветной одежде, с браслетами на запястьях рук и щиколотках, которые при любом его движении смешно тряслись, напоминая кисточки хвоста у льва, когда он раздражён. Чего-то он мне начал говорить на непонятном языке, Эрик нагнулся и стал переводить, что, мол, это унган, который будет проводить обряд, и что он приветствует меня и предлагает пройти через круг и сесть на почётное место рядом с ним. "Интересно, как он узнал, что обряд будет выполняться по твоей просьбе, ведь мы не говорили о тебе?", - спросил меня Эрик. Когда я печально посмотрела на свою красновато-белую руку, обожжённую африканским солнцем, которая сильно контрастировала с чернокожими телами, мне подумалось, что связь поколений всё же очень крепка, если даже Эрик, этот просвещённый нефтяник, столько лет проживший и в России, и во Франции, до сих пор подсознательно верит в колдовство и даже в голову не берёт, что я, пожалуй, единственная сейчас в этом городе белая, и нетрудно догадаться, кто так щедро оплатил внеплановый ритуал. Когда мы сели, колдун улыбнулся, обнажая свои полусгнившие зубы, и спросил, что у меня с ногой. Немного стушевавшись, я объяснила, что это неудачный опыт совмещения алкоголя, мотоцикла и пьяного водителя. "Он будет наказан!", - воскликнул унган, - "А твоя нога пройдёт". Нагнувшись к Эрику, я попросила перевести старику, чтобы тот не наказывал Тито, а вот излечение ноги было бы кстати. Наконец мы расселись, пришли музыканты, молодая, обнажённая по пояс негритянка принесла нам стаканы и несколько бутылок рома, которые мы должны были пить в течение всего обряда. Унган щедро разлил коричневую жидкость, подняв в воздух стакан, промолвил что-то и залпом его выпил. Мы с Эриком слегка отхлебнули и поставили ром на поднос. Тем временем пронеслась барабанная дробь, в середину образованного толпой круга воткнули длинный деревянный шест, который служил для визуального восприятия того самого Уробороса, границей на стыке миров. Темп музыки накатывает, унган (уже изрядно выпив) танцевальными движениями подходит к шесту и начинает его освящать, то же самое он делает со всеми присутствующими. Звук барабана из ритмичного становится резким, что возвещает об открытии церемонии, в круг проходит ряд мальчиков с небольшими кувшинами на голове, одетых в одинаковые набедренные повязки, и начинает босыми ногами под неясный ритм барабана выплясывать довольно красивый танец. Они то сходятся к шесту, то расходятся, поднимают вверх руки, склоняются перед колдуном, который затягивает песню прощения, обращённую к лоа Легбе: "отвори ворота, отвори ворота, дай мне пройти, чтоб я смог возблагодарить всех лоа!". Чёткий ритм тамтамов разносится по всей округе, к унгану, извиваясь, подходит та самая обнажённая помощница, которая принесла нам ром, но уже с кувшином, наполненным водой, и тоненькой струйкой начинает создавать вокруг шеста магический круг, чтобы охранить себя и присутствующих от злых лоа. Всё мощнее слышится песня, призывающая лоа, мальчики снимают с голов кувшины, в которых находится мука, и ставят их около ног шамана. Тот, находясь уже в полутрансе, опускает старческую руку в горшок и, зачерпнув полную пригоршню муки, начинает чертить веве - магические знаки. Звук барабанов становится напряжённо-монотонным, унган всё что-то бормочет и чёткими белыми линиями рисует непонятные мне символы, которые, впрочем, очень органично смотрятся на тёмной земле. Танцы продолжаются довольно долго, барабан с непонятным для меня до сих пор ритмом уже порядком надоел, и я украдкой начинаю рассматривать столпившихся людей. Лишняя толпа куда-то исчезла, и остались лишь последователи Вуду: мужчины сидели на корточках по кругу, а сзади них стояли жёны, все потягивали деш ёвую пальмовую, но очень крепкую самогонку - садоби. Большинство были обнажены по пояс, дети и подростки отсутствовали, многие непроизвольно отстукивали ногами ритм барабана, мужчины что-то курили (трава явно была не хорошая, я учуяла это по отвратительному запаху). Эрик на ухо шепнул, что если будут предлагать, то ни в коем случае не отказываться, но и не курить, а просто держать зажжённую самокрутку в руке. Я не заметила, как опустился вечер (в Африке темнеет минут за 15-20), за это время успели разжечь довольно большой костёр и по кругу поставить высокие факелы, получилось что-то вроде арены. Мне казалось, что всё происходящее не реальность, барабаны стали бить настолько громко, что у меня разболелась голова, и вспомнилось, что существует теория о шаманах, которые могут совмещать ритм ударов барабана и воздействовать на головные импульсы мозга людей, которые становятся очень восприимчивыми к кодированию набором ритуальных текстов и движений. Антураж очень подходил: всполохи от факелов, искры костра, обкуренные люди, монотонный звук барабана и выкрики уже изрядно выпившего колдуна начинали действовать как гипноз. Неожиданно в кругу появляется молодая полуобнажённая девушка, которая начинает исполнять что-то вроде танца живота, а унган как заправской заводила носится по-мальчишески около верующих и настраивает их на чёткий постоянно накатывающий голосовой ритм. В расширенных зрачках Эрика я вижу всполохи огня и неясный силуэт чернокожей красавицы. На её руках и ногах надеты браслеты из ракушек (каури), которые, под стать её движениям, стучат друг об друга, создавая музыкальный тандем с барабанами. С силой наступив ему на ногу, я увидела, как он трясёт головой, пытаясь сбросить с себя оцепенение: "Не пей больше", - шепнула я. Эрик поставил стакан и больше к нему не притрагивался. Тем временем девушка танцевала всё быстрей и быстрей, и меня удивляло, как ей удаётся не разметать так тщательно нарисованные мукой символы. Вдруг толпа торжественно вскрикнула, и неизвестно откуда у танцовщицы в руках появился петух, злобно смотрящий на всё происходящее, но не вырывающийся. Надо сказать, что снимать мне строго настрого запретили, и сейчас я очень жалела, что под рукой не было фотоаппарата или камеры. Тем временем через столпившихся людей прошёл мальчик лет 6-7, который с заметным трудом нёс огромный мачете, который вместе с деревянной рукояткой доходил ему до пояса. Моя спина покрылась испариной, как истинный столичный житель огромного мегаполиса я изредка выезжала на дачу, иногда ходила в походы, но никогда мне не приходилось наблюдать, как закалывают корову или ощипывают птицу в деревнях. Не видя этого процесса, я, по-моему мнению, не очень многое в жизни потеряла и с большим удовольствием осталась бы в неведенье до конца своих дней, однако, теперь мне стало ясно, что этим планам не суждено сбыться. Радовало меня одно, что не будет человеческих жертв, а то ранее на главных площадях столицы Дагомеи Абомее ежегодно рубили головы тысячам рабов, принося их в дар лоа. Позднее человеческие жертвоприношения были запрещены, и их заменили домашними животными: быками, овцами и петухами. Страх перед тем, что мне предстояло увидеть, был настолько силён, что я вмиг сбросила всю истому, в то время как толпу охватило временное оцепенение. У унгана в руках появилась трещотка, которая выполняла роль бубна. Он начал хаотично размахивать руками и издавать немыслимые звуки, толпа подвывала ему, через некоторое время люди начали извиваться и неестественно дёргаться. Свершилось! Лоа снизошли до нас грешных и вошли в тела верующих, подвергнув их экстазу. Тамтамы били изо всей силы, почему-то одержимость в большей мере подействовала на женщин, и они, добравшись до кувшинов с мукой, начали ею обмазываться, валяться по земле, издавая хриплые звуки и биться головой как эпилептики. Дико бормочущий унган вырвал из рук молодой танцовщицы петуха и, поставив его на землю, выхватил мачете. У петуха был слегка дебильный вид и явный ступор, опомнившись от которого, он было собрался бежать, но не успел. Его голова слетела с туловища от мастерского удара старика. От отвращения я прикрыла глаза, но вновь непроизвольно их открыла, чтобы увидеть, как обезглавленное тело петуха носится и бьётся в конвульсиях, брызгая на присутствующих кровью. К горлу подкатила тошнота и я, отхлебнув рома, посмотрела на унгана. Его чёрные глаза в упор смотрели на меня, взгляд был абсолютно трезвым, на заднем плане те, на кого попала кровь петуха, безумно радовались. Этот испепеляющий взгляд был очень неприятен. Ещё до начала церемонии унган обещался подарить мне какой-нибудь фетиш и сейчас, когда он смотрел в мои глаза, сразу вспомнилось, что слово "feitico" происходит от португальского "делать". Оно определяет нечто, сделанное руками человека и обладающее большой силой, самые ценные фетиши те, которые наиболее трудно достать, ведь они способны передавать мощь этого предмета. Самыми ценными считаются человеческие органы: сердце, мозги, желчный пузырь, лёгкие, печень и т.д., ведь если иметь у себя такой фетиш, это значит, что все свойства изъятых органов переходят к тебе, то есть части тела обладают всеми свойствами человека, у которого они взяты, и могут передать их силу новому хозяину. Самая большая редкость, это глаза белого человека, их добывают из свежих могил, не гнушаясь никакими законами чести и морали. Почему-то мне казалось, что унган смотрит мне в глаза исключительно с целью их захвата, если можно так выразиться. Он рассматривал их структуру, величину, белок и главное цвет, который трудно было определить из-за того, что была уже ночь, а костёр не мог дать точный ответ колдуну. "Вот дурак", - подумала я, глядя в ответ на унгана. Все эти мысли не могли не вызвать улыбку на моём лице, что явно несколько озадачило этого чудаковатого шамана. На фоне нашего мини противостояния поведение толпы стало уж совсем неприличным, я не берусь описать, что они выделывали, но прямо скажем, это было жутковато. Наконец унган начал разделывать петуха для фетишей, некоторые куски мяса он кинул в толпу, из-за них началась драка, а некоторые, предварительно окинув профессиональным взглядом, оставил себе. - Эрик, скажи этому истязателю петухов, что никаких таких фетишей я не принимаю и не потащу эту гадость через границу! Но унган, уже выбрав для меня кусочек, с радостью в глазах приближался. "Мало мне сегодня змей, давайте я ещё куриную лапу себе на память оставлю", - возмущалась я. Эрик смеялся, унган приближался, ситуация стала критической. И тут я вспомнила, что у меня с собой ужасные чехословацкие бусы, наследие советских времён. Маме было жалко выбросить эти разноцветные стеклянные шарики из 5 ниток, но и надеть их уже было невозможно. Посему я взяла их с собой, чтобы подарить какой-нибудь девушке. Унган же, заметив, как я вынимаю их из кармана, машинально покручивая стекляшки, шибко обрадовался. Мне хотелось подарить бусы его помощнице, что так красиво танцевала в самом начале обряда, но колдун, протянув свою костлявую руку, начал их отнимать, пришлось подарить ему. Обнажив ряд кривых зубов, он в мгновения ока нацепил их на себя и сел рядом весьма довольный. В глазах у женщин блеснула зависть, они смотрели на бусы, не отводя взгляда, что не могло ещё больше не радовать старика. Потом он вспомнил про петушиный фетиш. Отнекивалась я минут 15, и странно, но колдун отстал от меня и, склонив свою седую голову, дыша на меня перегаром, тихо заговорил: -Нога твоя завтра пройдёт, а тот, что вёз тебя, получит по заслугам. Я специально попросил об этом лоа. Раз ты отказываешься от моего истинного подарка, то я подарю тебе каури. Они не имеют большой силы, но это то, без чего ранее не мыслил себя ни один житель Дагомеи. Эти ракушки будут служить тебе талисманом, не выкидывай их и держи вместе, не раскладывая по полкам. Их сила в том, что они взаимодействуют друг с другом. Крикнув что-то в сторону своей хижины, я увидела, как из неё вышла помощница с полным подносом разнообразных ракушек и положила его мне под ноги. Теперь весьма довольна была я, ракушки были очень красивые, и опять же, части дохлого петуха не надо нигде прикапывать. На сём мы и разошлись. Не скажу, что обряд мне очень понравился, без жертвоприношений он был бы гораздо привлекательней, также я бы сократила его в двое, а то 7 часов - довольно тяжёлое испытание. Но кто я такая, чтобы обряды делали под меня. Сев на мотоцикл, мы поехали домой очень уставшие. На этом можно было бы закончить свой рассказ о Бенине, если бы не одно обстоятельство. На следующий день мы поехали покупать сувениры на знаменитый рынок Гранд-Марше да Дантокпа, очень хотелось привезти с собой что-нибудь экзотическое. Я выбрала себе на память деревянную маску, что носят унганы при некоторых обрядах. Отец что-то тоже там копался и нашёл великолепный сундук (закос под XVI век) для хранения драгоценностей. На деревянной крышке был вырезан замысловатый узор, обтянутый тёмной тонкой кожей, очень симпатичная штука, но стоил он даже для нас недёшево. Борьба за скидку развернулась нешуточная, половина базара с интересом наблюдала за происходящим. Дети ели мороженное, сначала я даже не поняла, что это такое, но Эрик разъяснил, что это вода, размешанная каким-нибудь "Инвайтом" или "Юппи". Эту бодягу разливают в небольшие прозрачные пакетики, завязывают и пихают в холодильник, где они превращаются в лёд. А после продают детям, которые откусывают кончик пакета и из маленькой дырочки начинают высасывать фруктовые ледышки. -Хочешь апельсинового мороженого? Увидев мою скривлённую физиономию, Эрик всё понял без слов. Купив ремни из змеиной кожи, я успела примерить африканский наряд, а отец всё торговался. Жара стояла около 50 градусов, и я решила не ждать его, а поехать с Эриком домой, папа же добрался бы с Тито, тем более, что мы были на мотоциклах, и смысла ждать друг-друга не было. Приехав в наше жилище, я похвасталась Апо, что мы с Эриком купили. Мы сели втроём на балкон отдохнуть в тени от палящего солнца и поговорить за жизнь. Прошло часа два, я начала беспокоиться, что наших так долго нет, Аполлинер внезапно куда-то слинял, поговорив с каким-то местным. Ещё через час дверь отворилась, и я увидела отца всего в крови, грязи и пыли. "Кровь не моя", - тяжело дыша, промолвил он. "Вы что, подрались с торговцем из-за сундука?", - спросила я. Отец мрачно улыбнулся и рассказал странную историю. Он никак не мог договориться о цене, то уходил, то приходил, то засылал Тито на переговоры. Наконец, обе стороны были удовлетворены, и, сев на земиджан, направились было домой. Тито завёл машину, убедился, что всё в порядке, и поехал, но вдруг закатил глаза, резко накренился назад, мотоцикл уже покатился, и они въехали в толпу, которая не успела разойтись после торговли между белым и своим собратом. Благо скорость была небольшая, основной удар пришёлся на ящик с мороженым, у которого открылась крышка, и товар высыпался на землю. Отец каким-то чудом успел соскочить, но вот Тито упал прямо на спину и по инерции проехал несколько метров. Потом отец увидел, что Тито бьётся в судорогах, а из его рта идёт пена, и бросился посмотреть, что с нашим товарищем, но ни тут-то было, разгневанная толпа начала хватать его за руки и требовать денег за то, что испортили мороженое. Сунув несколько фунтов продавцу, он подбежал к Тито, лежащему в бессознательном состоянии, ясно было одно, срочно надо было в больницу. Но странное дело, все сторонились и никак не реагировали на призывы о помощи. Таксисты, завидев Тито, отказывались сажать его в свои машины. Пришедший полицейский равнодушно смотрел на всё происходящее. Наконец, посулив солидное вознаграждение очередному водителю, отец отвёз Тито в больницу, где он через некоторое время пришёл в себя. Главврач в больнице оказался русским, он позаботился о том, чтобы вызвали Апо, а нашего бедолагу поместили в отдельную палату. Что за падучая такая свалила Тито, наш соотечественник не знал. Явно это была не эпилепсия и никакая такая подобная болезнь. Через некоторое время сошлись на солнечном ударе, хотя пена изо рта всё же всех смущала. "Всё это очень странно", - произнесла я и посмотрела на Эрика, у которого был какой-то дебильный вид. Проследив за его взглядом, я поняла, что он смотрит, как я болтаю больной ногой, закинув её на низенький стульчик, а ведь раньше мне не то чтобы ступить, повернуть её было больно. Вот такие странные совпадения произошли со мной, ракушки каури теперь лежат в хрустальной плошке для рыбы, иногда я скидываю в блюдо и другие сувениры: морские звёзды, кусочки кораллов, застывших рачков и даже куски соли, привезённые из подземных шахт польского города Величка.  Маска шамана прибита к стене, там же висят фотографии, где-то валяется маленький тамтам. Все эти вещи, вывезенные из Африки, напоминают мне о палящем солнце, кривом месяце, о песочной волне, о пальмовых лесах, и даже где-то я скучаю по сексуально озабоченному обезьяну, что так долго выводил меня из себя. Никогда я не забуду седого и беззубого шамана, культ Вуду. Может быть, духи лоа опять когда-нибудь приведут меня на эту странную землю, где над удручающей нищетой парит дух свободы, а песочные пляжи с обжигающим мелким песком напомнят о мифических пляжах Эльдорадо, куда непременно стоит вернуться.