Прежде всего, пожалуй, стоит обратить свой взор к истории и отметить, что государство Бенин очень молодое, до 1975 года существовала республика, а вернее королевство Дагомея. Дагомейцы были по своей сути воины и охотились преимущественно на своих собратьев, продавая их в рабство пришедшим в XV веке португальцам. Отсюда и произошло всем известное название "Невольничий берег". Спасение местных жителей было в одном, дагомейцы по религиозным соображениям не могли входить в воду (может быть, боязнь воды берёт своё начало именно здесь?), при приближении воинов они садились в лодки и сидели в воде до тех пор, пока захватчики не уходили. Иногда дагомейцы окружали озеро и ждали, когда обессиленные люди выйдут на берег, где и захватывали их без какого-либо сопротивления. Доконав таким образом несколько деревень, живших на озере Нокуэ, собравшиеся старейшины приняли простое по своей сути решение. Раз дагомейцы боятся воды, значит надо построить деревню на сваях в центре озера, которое обеспечит их водой и едой в виде пресноводных креветок, рыбы и водной птицы. Правда, идея эта осуществилась спустя два века после набегов, поистине грандиозное терпение! Так возникла, по мнению местных "Африканская Венеция", ну и самомнение, однако ж, у населения!
Купив билеты на единственную цивильную деревянную лодку с мотором, мы отправились посмотреть на эти самые бамбуковые хижины. Конечно, необходимость жить на воде уже давно отпала, но, о великая сила привычки. Для европейцев построили кафе, но я даже под прицелом автомата вряд ли бы там что-нибудь съела или выпила, однако для местных мальчишек большая белая вывеска "БАР-РЕСТОРАН" является предметом особой гордости.
Приятный колорит придавали деревне магазины на лодках. Чего они там продавали окромя помидоров, я рассмотреть не могла. Полагаю, что в плетёных корзинах содержались пресноводные креветки, кои считаются самым дорогостоящим товаром на всём побережье Атлантического океана.
Вообще наша посудина лавировала меж самодельных лодок, выдолбленных из целиковых стволов баобабов. К слову сказать, баобаб в Бенине стал редкостью, потому как считается плохим деревом. Причиной его величины, по мнению аборигенов, является тот факт, что дерево забирает человеческие души, и от того оно такое большое. В связи с этим никто не щадил и не щадит это прекрасное дерево до сих пор. Но вернёмся к нашим баранам. Лодкой может управлять любой житель деревни, руля у них, как правило, нет (это считается уже сложным механизмом), но зато лодочники превосходно управляются с самодельными парусами. Они сшиты из чего попало, от брезента и полиэтилена, до капрона и парашютной ткани, гребут же либо вёслами с круглой лопастью, либо длиннющим шестом, который немыслимо как удерживают в руках. Основное занятие деревенских - это стоять по пояс в воде и ловить креветки в специальные сетки. Технологию я так и не выяснила, это был большой секрет, можно подумать, что если б я узнала его, то тотчас спрыгнула с лодки, стырила у кого-нибудь корзину и погрузилась в увлекательный процесс ловли.
Ещё одна особенность деревни состоит в том, что местные не любят, когда их фотографируют, обижаются страшно, могут и чем-нибудь кинуть. Тем не менее, я не для того приехала сюда за тысячу километров от дома, чтобы упустить такую возможность. Кое-где я просила, чтоб мне попозировали (белой девушке с блондинистыми прямыми волосами разве можно отказать?), кое-где съёмка велась из-под тишка (большое и благородное плечо Апо), а где-то просто в наглую, я ж на лодке с мотором, кто меня догонит? Так что, я являюсь, можно сказать, обладателем уникального материала.
В какой-то момент мы причалили к большой отреставрированной пристани, где размяли ноги и решали, вернуться ли нам назад, или доплыть на настоящей пироге к противоположному берегу, откуда значительно ближе ехать к дому. Аполлинер упрямился и предлагал вернуться, он, как и любой бенинец, не любил воду и считал, что деревянное каноэ очень неустойчиво, малейшее движение, и оно может перевернуться, а он не умеет плавать. Меня же очень увлекал путь "из варяг в греки", вернее славянский путь на самодельной лодке с чернокожим прекрасно сложенным гондольером, сверкающим голым торсом, на котором от каждого сильного гребка шестом играли стальные мускулы. Наконец, Апо, махнув сто грамм джина, решился на пирогу, в связи с чем невозможно было над ним не подшутить.
- Когда сядешь в лодку, покрепче держи её за борта с двух сторон, чтобы она не кильнулась! - крикнула я. Аполлинер хлопнул ещё джина, уселся сзади и на полном серьёзе ухватил борта лодки: "Если утону, в моей смерти прошу винить Вас!", - пробурчал он.
Так мы и ехали, Апо исправно и сосредоточенно выполнял самую сложную работу - держал лодку, я же наблюдала, как ловят креветки на фоне огромного жёлтого диска солнца, который садился где-то за пальмами.
Как-то, сидя на балконе в плетёном кресле, я жуть как захотела прокатиться, развеяться, для чего было заготовлено некое количество денег и вызван главный гид и любимец, многоуважаемый Тито. Его имя я склоняла на любой манер и ставила ударение прямо-таки как заблагорассудится, что вызывало стоическую улыбку на его лице. Сей африканец обладал колоссальной музыкальной памятью, это отражалось на том, что он очень точно повторял русские слова, которые чаще всего произносили мои соотечественники, в результате чего он в совершенстве ругался матом. Верхом же владения "великого и могучего" было потрясающее уменье складывать услышанные слова в фразы и при этом каким-то чудом попадать в суть вопроса. Ну, например, в местных кафе, есть в общем-то ничего нельзя и не только от того, что сплошная грязища, но и по причине несъедобности местной стряпни, даже французы воротили носы от такой кухни. Посему, иностранцы в местных ресторанчиках пили только пиво с орешками и ели салаты, (я и их-то не могла проглотить). Обслуживание в тавернах происходит очень медленно, официантка, не спеша, шаркая на всю округу ногами, приносит Вам то, что Вы обычно не заказывали и, забирая тарелку назад, идёт так же не спеша менять блюдо на кухню. В результате чего, доведённые до белого коленья соотечественники орали на всё заведение: "Где салат?!", - справедливо полагая, что это французское слово и их должны понять. Так же частой фразой в заведениях было: "Почему так долго?". Тито подмечал и запоминал такие слова, заучивал на досуге, а потом складывал их как мозаики в целые фразы. Например, он кричал на весь ресторан (главное, чтобы соотечественники слышали, что он говорит на другом языке): "Где салат?", "Почему так долго?", "Кошмар какой-то!" (выражение всех русских девушек) и "труба!". Кто научил его слову "труба" неизвестно, но она вставлялась во все фразы, по поводу и без повода. Вскоре все знакомые Тито начали в разговорах трубить, чем вызывали неизменную улыбку русскоговорящих.
Как-то я спросила Апо, почему официантки так шаркают ногами? Оказывается, для того чтобы хозяин заведения слышал, что они работают, медлительность же вызвана тем, что работать им всё же неохота по причине жары.
Существует некий миф о том, что раз африканцы чернокожие, то они должны хорошо переносить жару, но это абсолютно не так. Они, так же как и мы, подвержены загару, тепловым ударам и состоянию сонливости при очень высокой температуре воздуха. Больше того, я житель огромного города, привыкшая к раскалённому асфальту, плотной массе народу, работающим машинам и отсутствию большой воды, переносила жару гораздо легче, чем среднестатистический африканец, всю жизнь проживший на побережье и привыкший к тому, что воздух влажный от океана.
Когда я здесь очутилась, стоял октябрь, месяц перед сезоном дождей, дни стояли удушливо жаркие, по ночам частенько лили ливни чрезвычайной силы, а днём от помойки, устроенной местными перед своими жилищами, поднимались зловонные пары. Результат - огромное количество комаров, и как следствие, эпидемия малярии. Вторая по "популярности" болезнь - СПИД, умирают и от того и от другого. Бороться со вторым плюнули, а вот с малярией пытаются, но, говорят, если один раз переболел, то второй раз может и убить. Вирус этой дряни опасен тем, что он полностью не вылечивается, а просто затихает на время, и потом при малейшей простуде начинает колбасить так, что кажется, будто у тебя пневмония. Яркий пример, мой отец, который мучился с вирусом до конца своих дней (правда, умер от инфаркта).
Лечится вирус антибиотиками, которых, как правило, нет у африканцев, но выживает, как говорится, сильнейший. Предотвращается же хинином. Поэтому всё население, приезжее и местное, проводит профилактику очень интересным способом: пьют тоник. Поскольку настоящий тоник с нужным процентом содержания того самого хинина просто так пить невозможно (создаётся впечатление, будто жуёшь еловые иголки), то им разбавляют джин, в результате чего всё население Бенина к вечеру ходит навеселе. Печальная статистика гласит, что в центральной Африке пьют в два раза больше, чем в России, и самое главное, что это всё равно не спасает от малярии. Кто соберётся туда ехать (ну вдруг) могу посоветовать купить в аптеке средство от артрита, в котором содержится хинин. Всех кто пил лекарство (два-три раза в неделю по одной таблетке) болезнь миновала, мой отец постоянно забывал их принимать, в результате чего и заразился. Конечно же это не панацея, настоящее средство от малярии очень дорогое. Оно продаётся в наших аптеках, стоит немалых денег, и если я не ошибаюсь, называется "Мефланин".
Однако я чего-то ушла в дебри, вернёмся к моей идее фикс съездить развеяться. Основное средство передвижения в Бенине, это мотоцикл, он же, как ни странно, работает в качестве такси. Машин в городе мало, это обычно задрипанные частным (частым тоже) извозом "Пежо" или "Тойоты", либо хорошие автомобили иностранцев и, естественно, членов правительства. Не могу не рассказать о бензоколонках. Это некие "летучие голландцы", расположенные на перекрёстках, и волшебным способом растворяющиеся при виде полицейских. Бензин перекупается в соседних республиках у контрабандистов и разливается в мечту всех самогонщиков пяти, десятилитровые стеклянные бутылки или пластиковые канистры, на которых мелом написан литраж. Тут же продают машинное масло и ремонтируют покрышки, торгуют хлебом в корзинах и чистят ботинки, разливают чапал. Сей напиток очень популярен в Бенине, говорят, по вкусу напоминает квас. В выдолбленной тыкве, стоящей на жаре, он начинает бродить и очень специфически пахнет. Железной кружкой, привязанной к столу где стоит искомая тыква-сосуд, зачерпывают на глаз варево, и прямо из этой кружки дают утолить жажду клиенту. Тот с большим удовольствием пьёт, при этом отгоняет многочисленных насекомых, пальцем выковыривает семечки от тыквы, прилипшие ко дну, облизывает пальцы, садится за руль и уезжает. Зрелище, я Вам скажу, не для слабонервных.
Ещё я слышала, что мото-такси называют земиджанами, от арабского слова "джан" - "душа" и французского "semi" - "наполовину". Но сдаётся мне, что название это не арабское, а приобретённое от европейцев. Езда на земиджане очень увлекательна: прикрыв глаза, чтобы не попадала пыль, с огромной скоростью мчишься в неизвестном направлении, подрыгиваешь на колдобинах и поджариваешься на солнце, поскольку головной убор сдувает. Вам повезёт, если минут через двадцать у водителя возникнет мысль о том, что неплохо было бы спросить у Вас куда ехать, а то есть вероятность, что сначала он довезёт на другой конец города, а уж потом будет разбираться, куда Вам нужно. Поскольку названий улиц в Котону не существует, навигация происходит по достопримечательностям: "отель Националь", "костёл Святого Мартина", "платный пляж", а уже далее ты просто показываешь пальцем, куда тебя везти (это, конечно, хорошо, если знаешь язык или хоть чуть-чуть город, а если нет?). Короче, мы не стали связываться с таксистами, а решили взять один из мотоциклов Апо. Естественно встал вопрос куда ехать. Тито жестами показал, что я останусь довольна, пригласил меня сесть сзади, и мы отчалили.
Довольно долго ехали по побережью и, наконец, приехали в какой-то квартал, напоминающий Мытищи. Здесь теснилось много, много домов, и даже ездили автобусы (видела в первый раз), шло какое-то строительство, на котором работали и стар и млад, повсюду женщины таскали на голове тазы с едой и вязанки хвороста, и тут и там шёл почин мотоциклов, короче эдакий спальный, густонаселённый микрорайон. Тито остановился около одного из домов и пригласил зайти во внутренний двор, обнесённый бетонной стеной. Ну что было делать, нагнувшись (я ведь невысокого роста), прошла в калитку и увидела кучу играющих детей и дверей, в проёме которых готовили, стирали и убирали их матери. Моё появление, конечно, не могло не вызвать интереса и напоминало сцену из неких недалёких американских комедий, где герой оказывался в неприятной ситуации, и окружающий его народ застывал в удивлении, пялясь до тех пор, пока он что-то не начинал бормотать в своё оправдание.
Спас меня маленький сын Тито, с которым мы дружили, поскольку отец часто брал его в наш дом, чтобы не оставлять без присмотра. Он с криками радости кинулся ко мне и, обхватив руками, начал виснуть, что вызвало удивление и, как следствие, коллективный ступор прошёл. Гомон голосов, криков и предложений никак не мог удовлетворить спрос: каждый предлагал зайти к нему и посмотреть, как он живёт, но я физически не могла разорваться.
Тито на правах самого главного пригласил осмотреть его жилище: оно напоминало дом тихого алкоголика где-то на перекрёстке брянского и тамбовского лесов: какие-то тряпки, разбросанные по всей комнате, не имеющие определённого назначения, алюминиевые тазы с рыжеватой водой, что капала из дырок в крыше, и тут и там пакеты с манкой, полупроваленный топчан и десятисантиметровые тараканы, с любопытством взирающие на меня. В углу стояла классная доска, притыренная Тито из местной школы, в которую никто не ходил. На ней мелом были написаны слова такого содержания: "Bezobrazie", "Truba", "Vodka", "Beer plize", "I love you" и ещё несколько нецензурных выражений, которые так часто можно встретить на наших заборах. Сразу стало ясно, что с таким джентльменским набором слов мой друг не пропадёт ни в одной стране мира.
Тем временем Тито откуда-то извлёк бутылку ирландского ликёра, разлил в кружки, мне же, зная европейскую брезгливость, достал стакан, промыл на моих глазах прозрачной водой и налил в него эту сладкую тянучку. Я было начала отказываться, но встретила такое недоумение на лицах, что решительно взяла напиток в руки, для того чтобы поддержать миф о русской питейной традиции. Чокнулись, выпили.
Перед глазами потекла бесконечная толпа лиц и рук, все здоровались, что-то рассказывали, я чувствовала себя местным шаманом диковинного вида, к которому не столько ходят посоветоваться, сколько поглазеть. Когда народ перестал влезать во двор и начал толпиться за стенами жилища, я решительно встала и показала Тито, что пора отчаливать, и он нехотя согласился. Уезжали как члены правительства, под хохот детей и любопытные лица взрослых.
Далее мы направились на побережье, где якобы случайно встретили знакомого Тито, который извлёк из недр своего мотоцикла бутылку испанского джина и тут же, налив в подозрительно чистый стакан, предложил мне выпить почему-то за "No posaran". Мне ничего не оставалось, как произнести: "Руки прочь от Никарагуа" и опрокинуть то, что мне налили. Пожевав во рту немного хвои (ох уж этот джин с тоником), я вспомнила "Бейлис", и от этого ещё больше передёрнуло. Побратавшись и заключив "мир на век c африканцами", мы поехали зажигать дальше.
Тито постарался: он провёз и погордился мною перед всеми своими родственниками, где нам бесконечно наливали, и чем дальше мы заезжали, тем отрадней мы пили более крепкие напитки, но более низкого качества.
Себя я припомнила где-то часов в десять вечера, когда поняла, что падаю с мотоцикла, всё было бы ничего, если бы Тито уже под ним не валялся. Растолкав его кое-как, я жестами попросила отвезти нас домой. За эту миссию Тито взялся с особой тщательностью. Он с тридцатого раза попал-таки ногой по стартёру, навострил руль и поехал по прямой. Для падения он выбрал наиболее грязную и глубокую лужу, где с аккуратностью микробиолога положил мотоцикл вместе со мной на самое зловонное дно. Я, конечно, во всём белом на одну половину стала чёрной. Тито, посмотрев на это безобразие, сделал успокаивающий жест, мол, домой приедешь, отмоешься и начал опять заводить наш "земиджан". Садиться на него стало боязно, но ещё хуже было остаться в незнакомом квартале, где, по-моему, если белый падал в лужу раз в месяц, то это было невиданное зрелище. Ну, наконец, с руганью и матом наполовину в грязи, мы завелись и поехали домой. Но, бли-и-ин, Тито опять не справился с управлением и опрокинул мотоцикл на другой бок в ещё более грязную лужу, причём стальной друг придавил мне ногу. О своей красоте мне не было более смысла заботиться, так как всё моё внимание было сосредоточено на изъятии щиколотки из-под мотоцикла. В одном из домов зажёгся свет, и ребёнок прокричал: "Мама, мама смотри, белого тюленя выбросило на берег, он, наверное, рыбки хочет!". Понимая, что сейчас в меня полетит рыба, я начала ещё активнее телепаться в грязи и вытаскивать придавленную ногу…. Тито уснул… На небе романтично светил Южный крест, и перевёрнутые как у быка рога месяца не могли полностью осветить всё происходящее, хотя это того стоило.
За этот вечер мне удалось ввести в ступор не только чернокожее население, но и немногочисленное белое, оно и понятно, не каждый день можно увидеть двух одинаковых созданий, с ног до головы вымазанных грязью и страшно матерящихся на всех языках мира, а Апо так вообще уронил кружку с кофе на пол.
После произошедшего ещё долго ходили слухи по Котону о том, что вернулись "чёрные шаманы" - служители культа Вуду, которые разговаривали на непонятном языке и проклинали эту землю. Учитесь, дети мои, как при жизни стать легендой, которой пугают маленьких детей.
Всё это навело меня на мысль, что неплохо было бы съездить в город Вида (Уида) и посмотреть на обряд Вуду, заодно и посетить знаменитое святилище Змей. Не то чтобы мне хотелось особенно смотреть на земноводных, но меня очень интересовало устройство храма, и то, как там происходят служения. К слову сказать, змей я не боюсь, при виде них я просто впадаю в шоковое состояние, вывести из которого меня очень легко: переключаешь передачу в "Мире животных", и сознание возвращается. До сих пор мне не понятно, на что я рассчитывала, отправляясь посмотреть на Храм Змей, видимо думала, что оные будут представлены в виде живописи на стенах, чучел и вырезанных из дерева скульптур.
Итак, с перевязанной бинтами ногой, заметно прихрамывая, я, преодолевая отвращение, всё же села на мотоцикл и отправилась в некую деревню, где должен был состояться обряд Вуду. Поскольку он проходил вечером, то дабы не терять время я направилась в место, где все покланялись змеям.
Я переступила порог святилища, и мне сразу стало понятно, откуда взялось выражение "тихий ужас". Чернокожий брат, широко улыбаясь, потянул меня вглубь священного места и отворил ворота в главный храм, где в неглубокой яме кишели живые змеи. А дальше, прям по роману Селенджера "Над пропастью во ржи": "Это было настолько отвратительно, что я не мог отвести взгляда".
Смотритель нагнулся и вытащил огромную змеюку, но увидел моё выражение лица, тут же отпустил и начал вылавливать другую, поменьше. В результате он схватил за хвост маленького питона, и c криками радости бросился нацеплять мне его на шею. "Да не надо мне этого добра!" - вежливо ответила я, спрятавшись за спину своего провожатого. Но он тоже как-то сник и с преувеличенно-заинтересованным видом деловым шагом направился осматривать жилище шамана, состоявшее из низкой глиняной клетушки с крышей из пальмовых веток. Смотритель опять попытался мне всучить питона, а я, прихрамывая, побежала за Эриком, но на полпути остановилась, увидев странного вида змею, с подозрительностью убийцы взиравшую на меня. "Савва бьен"- промолвила я, холодея от ужаса "То есть, добрый день", "в смысле пройти можно", но змея не обращала внимания на мои просьбы, а грозно шипела, то и дело показывая свой язык. В это время с другой стороны подошёл смотритель и опять начал навешивать гада на мою шею. "Караул", - заорала я, - "хулиганы со змеями бегают!". Самое страшное, что мне некуда было деться с "подводной лодки", кругом были одни пресмыкающиеся, поверьте это не самое приятное воспоминание в моей жизни.
Механизм поклонения, если так можно назвать, был мне не совсем ясен. Если мыслить примитивно, то вот главный храм, где тусуются змеи. У них полная свобода передвижения по отведённой территории, питаются они молоком в блюдечках и тем, что сами себе надыбают в течение дня. Где-то посередине этого безобразия стоит хижина шамана, который в ней живёт и проводит ритуалы. Какие? Сие мне не ведомо. На мой вопрос к смотрителю, куда делся жрец, он показал мне пальцем на верхушку католического храма, что виднелась за забором, и сказал, что тот ушёл на обедню. "Куда ушёл?", - переспросила я. "Молиться", - ответили мне.
Эрик (прожил в России 15 лет) тоже не понял и переспросил ещё раз. Оказалось, что для того чтобы не промахнуться с жизнью на том свете, бенинцы частенько приемлют несколько религий, по плану: утром в храм, вечером на обряд, какая-нибудь впоследствии окажется правильной.
Через несколько минут Эрик всё-таки взял питона в руки, и я пристроилась к ним, чтобы сфотографироваться. Можно сказать, что поклонение в моём лице змею Уроборосу состоялось, и я была весьма рада, что он не стал заглатывать собственный хвост, как того требует религия, по которой это символ гармонии Вселенной и Вечности. Уроборос - главный элемент в вудуисткой религии, потому как он, начало и конец всех вещей, то из чего мы вышли и к чему рано или поздно придём, он есть вечность, окружающая весь наш грешный мир. Это то, где обитают все духи - лоа, источник Силы, безбрежное пространство, энергия и место бытия, сущность всего до и после смерти. Пора, пожалуй, немного рассказать о Вуду, традициях и ритуалах проводимых в Африке до сих пор, о рынке фетишей, кровавых жертвах и зомби.
0 комментариев на тему "Королевство Дагомея - государство Бенин"